Она (себе самой):

Ну что! Теперь ты убедилась?!

Вот твой таинственный Кристофер!

Судьба тебе явила милость –

Глаза раскрыла – как картофель

Мистичен «милый твой Лачплесис»!

Он, словно выгоревший примус,

Глаза пусты, как море в зиму,

И пресен, словно строчки в мессе.

Как ты могла в него влюбиться!

Он юн и прост. Тебе – за тридцать!

 

Он (самому себе):

Четыреста мне скоро, Мери!

Но помню, как вчера – ты с графом

Бежать пустилась. В этом теле

Изъянов нет, как нет метафор,

Чтоб описать его коварство!

Блудница, сладостная ведьма!

Ты тварь! Клялась! Божилась – «Верь мне!»

Мы с Бэконом вступили в братство,

Чтоб отыскать тебя в Йоркшире...

А ты сейчас и в этом мире...

​

В бреду Марлов валялся месяц.

Затем два года строгой схимы –

Один лишь раз, поддавшись взвеси

Из чувств, совсем не выносимых,

Он подбежал к ней в переулке.

Она бумажку в десять латов

Ему всучила диковато

И, как ни в чем, свою прогулку

Продолжила... Но сил хватило

Не закричать. Глаза застила

 

Злость на себя. Твой Спас – работа!

Бегом домой и за кантату –

Писать, черкать... Её щедроту

Он под стекло, на слой из ваты...

На Рождество, у друга Янки,

Была намечена премьера,

Среди богемной атмосферы,

В лесу, на даче, по-спартански.

Придут известные поэты

Под музыку читать сонеты.

 

Она вошла в сопровождении

Олафа З. – поэта-браны,

Его, как лидера движения

«Искусство на груди нирваны»,

Во всех салонах принимали

За своего. И в самом деле

Он был широк в словах и в теле,

И в широте был гениален.

Но бесконечно знаменита

Была, конечно, Маргарита.

​

Она прочла свои сонеты,

Прокофьева сыграла скрипка

В руках одной из двух брюнеток.

Весь зал окутала улыбка,

Когда на сцену вышел Олаф

И прочитал свою поэму,

В которой одинокий демон

Устроил танцы богомолок.

И наконец Марлова выход.

Все ждут кантату. В зале тихо.

 

Укрыв рояля струны пледом,

Так звук подобен вирджиналу,

Кристофер тихую беседу

Завел. Казалось, замирала

Мелодия туманом поздним,

Росой ложилась на предметы

И заповедные приметы

Роняла, – словно взмахом ножниц

Портной одаривает статью

Воображенный символ платья.

 

Адажио, аллерго, ларго –

Сменялись темпы хаотично.

И словно римская фаланга

Анданте бухало кирпично.

А дальше мастихин из терций

И напряженных септаккордов

Рисует лабиринты фьордов

И боль, и аритмию сердца...

Финал случился жестковатый –

Звучал мотив про Десять латов.

​

Молчанье длилось две минуты.

Зал словно выдохнуть боялся –

Так, словно нотным станом спутан,

Затем, как чашка из фаянса

Рассыпался на крики «Браво!»,

На беготню, на поздравления,

Восторги, мэтров наставления, –

Триумф был сладок, как отрава.

Но лишь одна Она молчала.

Глаза печальны, губы алы.

 

Затем спокойно распростилась

С хозяином и заявила,

Что приглашенье ей польстило,

Всё здорово и очень мило,

Но ей пора, был крепок кофе,

Ревнивый муж, наверно, злится,

И, чтобы ей с пути не сбиться,

Наш импресарио Кристофер,

И музыкант, и декламатор,

Ей будет верным провожатым.

 

Он все забыл – слова, обиды,

Отчаянье и унижение.

Она, она, и Царь, и идол,

Причина грёз и искушения.

Подал манто, спустился следом,

Побрел сомнамбулой за нею.

– Найти такси?

– Идем живее! –

И вдоль заснеженных беседок

Она по узенькой тропинке

Его ведет. Висков прожилки

 

Дрожат, и локон из-под шляпки

Горит огнем, глаза сверкают,

Калитка. Домик.

– Вам не зябко!?

– Я без тебя сто лет за гранью

Того, что называют жизнью, –

И бесконечным поцелуем

Из темной ночи в ночь цветную

Они вошли. Пропали мысли.

Лишь дрожь ресниц, и щек прохлада,

Стон вирджинала, свет лампады

 

Слились в один протяжный возглас...

Кинжал магистра контрапунктом

Ворвался.

            Ужас.

                        Рыжий волос...

Марго

            дышала

                        две

секунды…

Марлов каким-то бесом выжил –

Три ножевых, потеря крови,

Но выживать ему не внове...

………………………………….

Канун войны. В армейских бриджах

Несется время. С ним, детишки,

Дружите

и читайте книжки.